ВОПРОСЫ СОХРАНЕНИЯ ИДЕНТИЧНОСТИ В ДИАСПОРЕ: СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ

07.06.2010

ВОПРОСЫ СОХРАНЕНИЯ ИДЕНТИЧНОСТИ В ДИАСПОРЕ: СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ

Сона Манусян

В числе основных задач наций, имеющих диаспоры и диаспоральных общин вопросы сохранения идентичности занимают традиционное место. В контексте глобализации и транснациональных процессов, наряду с геополитической, экономической и культурной перекройками, изменения происходят также в пластах коллективного самосознания обществ. Дискурс идентичности особенно активизируется в противодействии постоянным процессам пересмотра групповых границ, актуализируются усилия по сохранению границ собственной группы, запускаются этнозащитные механизмы. Быстрые социальные изменения, развитие средств коммуникаций и информационные влияния формируют общества нового типа и новые идентичности, которые, однако, не только не снимают с повестки вопросы национальной идентичности, но в определенной степени еще больше подчеркивают их, вызывая опасения за сохранение и целостность нации. На этом фоне идентичность становится не только предметом интенсивных обсуждений, но и, по сути, одним из ключевых понятий анализа современных обществ¹.

Причем, определенную тревогу в отношении к транснациональным процессам проявляют почти все национальные единицы, даже те, для которых сохранение национальной идентичности не является приоритетной задачей. Однако перед особенными вызовами оказываются диаспоральные общности, имеющие самосохранение в своих повестках. Не новость, что диаспора сама по себе уже является сложным предметом для исследования: она означает одну нацию, но не одну культуру, одну нацию, но не один язык, одну этническую идентичность, совмещенную с множеством других групповых идентичностей, а также периодическую необходимость их интеграции и организации.

Прежде чем обратиться к социально-психологическим аспектам вопросов идентичности армянской диаспоры, попытаемся уточнить современные осмысления проблемы идентичности. Сегодня феномен идентичности в самых разных дискурсах обсуждается не как однородная и статическая сущность, а как сложное, изменчивое и изменяемое, гибридное явление. Ключевыми стали понятия множественная идентичность, построение идентичности, а также применение термина идентичность во множественном числе.

Социальная идентичность, наряду с этнической идентичностью, включает также разделенные от нее по смыслу и содержанию пласты национальной идентичности, гражданской идентичности и пр.² Говорят также о диаспоральной, бикультуральной, наднациональной, космополитической и ряде других идентичностях. Правда, этничность продолжает оставаться одной из важнейших форм групповой идентичности, которая обеспечивает и питает переживание чувства истоков и корней и своей привязанности к ним, ощущение психологической безопасности и стабильности личности. В этом плане этнос для личности представляется как некая психологическая общность, а этническая идентичность – как одна из ее фундаментальных характеристик³. Естественно, что люди, где бы они ни находились, пытаются идентифицироваться со своей этнической группой, и наоборот: сложности построения положительной этнической идентичности порождают проблемы как на внутриличностном уровне, так и в межгрупповых и внутригрупповых отношениях. Однако, как уже отмечалось, этничность не является единственной формой групповой принадлежности, особенно в сложно организованной современной жизни, предполагающей одновременное вовлечение в различные группы. Не случайно, что идентичность сегодня осмысливается не как объективная принадлежность соответствия/несоответствия закрепленными «критериями», а как субъективная принадлежность – самокатегоризация.

И даже в условиях такого большого «выбора идентичностей» одним из фундаментальных механизмов, с помощью которого наша ментальная сфера строит свою идентичность, продолжает оставаться противопоставление я-другой, мы-они. Современная социальная психология, наряду с этими терминами, применяет также понятия «свои» (in-group, группа принадлежности к своим) и «чужие» (out-group, люди вне группы принадлежности). Причем, эти границы даны не раз и навсегда: они могут пересматриваться и меняться в соответствии с социальными контекстами. Иными словами, тот или иной человек может быть «своим» или «чужим» в зависимости от того, какой будет группа сравнения в данной ситуации, эта граница может изменяться, расширяться и пр. В одном контексте основой различения «мы-они» может быть этничность, а в другом – человек, имеющий одну и ту же этничность, может быть воспринят как «чужой», если в данной ситуации более актуальными будут другие измерения социальной идентичности, например, гражданская или даже профессиональная идентичность.

Исходя из вышесказанного, рассмотрим некоторые вопросы идентичности армян Диаспоры в контексте их отношений с жителями Армении. Понятно, что рядом с такой существенной общностью, каковой является одна и та же этническая основа, между армянами Диаспоры и жителями РА, равно как и между различными армянскими общинами есть также отличительные черты, определенная дистанция и границы, обусловленные значительными отличиями социального, культурного и политического контекста, а также реалий повседневности и быта.

Для трезвого взгляда на вещи нелишне обратиться именно к измерениям «мы-они». Опираясь на идею этнической общности, кажется закономерным, что любые два армянина или армянские общины должны быть объединены и взаимно позиционированы чувством «мы», находиться в пространстве «мы». Однако это отнюдь не является само собой разумеющейся данностью. Наряду с этнической идентичностью существуют также другие виды групповой принадлежности, которые не менее существенны в смысле регулирования повседневной жизни людей. Следовательно, армянин может почувствовать общность с инонациональным обществом, стоящим близко к нему по своему ценностно-смысловому полю, «разделяющим» с ним каждодневные, ощутимые социальные реалии, и наоборот: чувствовать отчуждение к соотечественнику при конкретном общении. Речь, разумеется, не идет об отказе от национальной или этнической основы, поскольку, как было отмечено выше, ее жизненная необходимость исходит из внутреннего императива иметь корни и истоки. Речь идет о том, что не всегда этническая идентичность является достаточной платформой для реальной коммуникации с жителями РА или соотечественниками из других общин, чувства близости и взаимных предпочтений. Именно поэтому призывы объединиться, одинаково думать, основанные исключительно на этнической общности, не могут без труда изменить формируемые и укрепляющиеся повседневными реалиями границы. Продолжая, отметим, что человек чувствует себя более уверенно и полноценно в среде, обеспечивающей высокий психологический комфорт и низкую напряженность, а таковой является знакомая и прогнозируемая среда. И наоборот: то, что неопределенно, недостаточно знакомо, вызывает чувство затрудненности, избегание. В этом смысле, конечно же, для армянина из Диаспоры (или же для армянина, обосновавшегося в другой стране в результате новых миграционных потоков) образ родины является конструктом, хотя и с положительными оттенками, но содержащим неопределенность по сравнению со страной постоянного проживания. Существуют определенные различия и нюансы в плоскостях действующей и воображаемой реальности. Во втором случае армянин Диаспоры, скажем, молодой человек, связан со «своими» соотечественниками, являющимися частью положительной, идеализированной родины. Реальная коммуникация (конкретное общение с соотечественником), однако, может подвергнуть испытанию это чувство «мы», подчеркивая отличия и выявляя барьеры общения и сопровождающие его неудобства, во избежание которых человек может уклониться от дальнейшего общения.

Описанные механизмы кажутся очевидными и закономерными уровне психологических истин, однако при обсуждении конкретных национальных задач они, по нашему убеждению, не учитываются в достаточной мере как фактор, дающий повод для некоторых взаимных претензий, «клише», обвинений. Обеспокоенность за сохранение национальной идентичности порой обходит эти реалии и, переместившись в поле радикально националистических аспектов, определяет исключительно одну возможную модель нации, любое «отклонение» от которой квалифицируется как предательство в отношении собственной нации.

В качестве примера приведем эпизод из соцопросов, проведенных нами среди армянской молодежи, представляющей некоторые общины армянской Диаспоры⁴. В числе прочих вопросов, была просьба произвести разделение между 4 группами (армяне РА, армяне местной армянской общины, представители титулованной нации страны постоянного проживания, представители других наций) и в порядке убывания предпочтения отметить степень готовности при выборе спутника жизни (в первом случае) и партнера (во втором случае). Примечательно, что при выборе спутника жизни предпочтение отдавалось проживающим в Армении армянам (а не, скажем армянам местной общины). Такой положительный выбор, при желании сделать поспешные выводы, радует. А при выборе партнера картина была иная: проживающие в РА армяне резко уступали свое место. Пожалуй, дело в том, что отвечая на вопрос о замужестве, молодые, не будучи на данном этапе жизни в ситуации конкретного выбора, преимущественно руководствовались существующими социально «показанными» и желаемыми представлениями, выбирая вариант соотечественника. Тогда как вопрос партнера, будучи более прагматичным и конкретным, в данном случае может сыграть роль своеобразного «проверочного» вопроса, выявляя недостаточное доверие и некоторую психологическую дистанцию.

Выводы: наброски о возможном

Вышеописанное, естественно, не имеет целью обрисовать мрачную перспективу, оставляя вне поля зрения возможности, которые предоставляются спецификой той же диаспоральной ситуации. Более того, статья не имеет также целью показать, что разные группы армянства чужды друг для другу во всех отношениях. Задача статьи – привлечь внимание к наличию подобных разграничений вообще и сделать достаточно очевидной необходимость знания о них. «Мы-они» – не статическая структура, а динамическое отношение, постоянно пересматривающееся выбором, на которое можно влиять в желаемом направлении. Именно в этом смысле важно уточнение внутренних психологических смыслов «мы».

Кроме того, та же глобализация, которую сегодня рассматривают как угрозу сопротивляющимся малым нациям, оборачивается своей положительной стороной, предоставляя возможность активной коммуникации в социальных сетях и в реальной жизни. К тому же, эта коммуникация является также платформой культурного взаимопроникновения, создания общего смыслового пространства и его расширения, а если сказать проще – для лучшего понимания друг друга. В этом плане уже заметны положительные тенденции, о чем свидетельствует существование объединяющих армян Диаспоры и РА виртуальных и реальных групп и активных дискуссий.

И наконец, идентичность издавна не предполагает физическую размещенность (embededdness) в этнической культуре, а все чаще формулируется как воображаемая община⁵, конструирующаяся субъективная принадлежность. Поэтому проблема не в том, чтобы все армяне были похожи друг на друга по своему культурному или гражданскому описанию и стремились быть похожими в повседневной жизни, а в том, чтобы иметь общности в этих представлениях, видениях. Т.е., в случае наличия достаточных механизмов ощущения принадлежности (достаточной основой которой кажутся цивилизационные и этнические общности) человек, который, например, живет в Лондоне, может чувствовать и действовать как армянин – для группы армян и от ее имени, что, в свою очередь, не помешает ему действовать и чувствовать себя в повседневной жизнедеятельности как лондонец.

Обобщая, отметим, что этничность, начиная с Фредерика Барта, рассматривается не как исключительно унаследованное и статическое культурное содержание, а как политический, социальный и культурный ресурс, «размещенный» и избирательно используемый в определенном социо-политическом контексте.

Ф.Барт также считает, что исследователи должны обратить внимание не столько на примордиальную основу культурного содержания, сколько на усилия, которые прилагает этническая группа для сохранения определенности⁶своих границ.

¹См. Борисова О.А., Ускользающая идентичность, или анализ категории «идентичность» в рамках структурно-конструктивисткого подхода, http://vestnik.udsu.ru/2006/2006-03/vuu_06_03_15.pdf; Meyer, Brigit and Geschiere, Peter. Globalization and Identity: Dialectics of Flow and Closure. Blackwell Publishing, 1999.

²Бунаков М.Ю., Лукин В.Н., Национализм и национальная идентичность в условиях глобализации: проблемы концептуализации, http://credonew.ru/content/view/553/58.

³Степаненко Т.Г., Социально-психологические аспекты изучения этнической идентичности, http://flogiston.ru/articles/social/etnic, 1999.

⁴Целью исследования было выявить в данной группе социально-психологические аспекты отношений с Арменией, своими соотечественниками, а также местными армянскими общинами.

⁵См. Benedict Anderson, Imagined Communities: Reflection on the origin and spread of nationalism, Verso, 2006; Halleh Ghorashi: How Dual is Transnational Identity? A Debate on Dual Positioning of Diaspora Organizations. Culture and Organization, December 2004, Vol. 10(4), pp. 329–34.

⁶Barth Fredrik, Ethnic groups and boundaries. The social organization of culture difference. Oslo, 1969.

Возврат к списку

Другие материалы автора