КАК ОСТАНОВИТЬ МИР ИЛИ УСКОРИТЬ ЕГО РАЗВИТИЕ

03.04.2022

КАК ОСТАНОВИТЬ МИР ИЛИ УСКОРИТЬ ЕГО РАЗВИТИЕ

Георгий Почепцов

Торможение и ускорение социального развития извне в наше время происходит достаточно интенсивно. Если раньше защитные функции религии или идеологии мешали таким влияниям, то сегодня их практически сложно остановить. Религия и идеология создавали своеобразный информационный и виртуальный “пузырь”, сквозь который не могла проникнуть чужая информация. В результате они становятся инструментарием торможения. Однако консервативные периоды истории обязательно должны сменяться трансформационными, чтобы страна не отставала от других.

Интернет принес новые возможности для глобального воздействия. Теперь национальные государства волей-неволей начинают смещаться в сторону более свободных стандартов движения информации. Нормой коммуникативного поведения является не запрет чужой точки зрения, а попытки усилить свою собственную, для чего у государств есть много возможностей.

Наше время живет не только прямыми влияниями, но и отложенными. Под ними мы имеем в виду попытки воздействия, которые приходят, но не несут сокрушительных перемен, поскольку им не дают реализоваться. Но проходит некоторое время, и реальность все равно начинает меняться, поскольку мозги в тот период изменились, новые поколения взрослеют и их уже не остановить.

Париж – Прага – Пекин – самые известные молодежные волнения в истории, которые хоть и закончились ничем, но все равно создали базу для будущих изменений. В СССР оттепель также создает будущих бойцов перестройки, хоть и реализовывалась в литературе и искусстве, а не в политике, но также поменяла мозги поколения.

Если вышеупомянутые студенческие волнения носили политический характер, оттепель реализовывалась в виртуальном пространстве литературы и искусства. С одной стороны, это “продукт” непрямого воздействия, с другой, он не так заметен, поскольку реализуетися, к примеру, в кино, а не на улицах.

Сегодня об “оттепели” говорят так [1]:

– “Заметно ослабла цензура в литературе и кино, легче задышало неофициальное искусство, которое перестали загонять в рамки сталинского соцреализма. СССР стал более открытой страной, и даже США в официальных источниках теперь позиционировались не как враги, а как «оппоненты»;

– “Поэзия стала вторым важнейшим искусством эпохи, затронувшим не меньшее количество людей. Как иронизируют Петр Вайль и Александр Генис в книге «60-е. Мир советского человека», главным поэтом эпохи был Хрущев, но лишь как автор упомянутой утопии «Построение коммунизма в одной отдельно взятой стране за 20 лет». Второе место, уже без иронии, они отводят Евгению Евтушенко. Коллеги по цеху относились (и относятся) к его стихам не очень ровно. Один из поводов для этого — невероятный по размаху и длительности коммерческий успех поэта, который стал самой заметной фигурой эстрадно-стадионной поэзии 1960-х. Вопрос о качестве стихов Евтушенко, Асадова и других поэтических «звезд» того времени — в сравнении с еще живым тогда классиком Пастернаком — тема отдельная, литературоведческая.В контексте же оттепели вообще важен сам феномен: в то время как в Штатах, например, тысячи людей собирались послушать рок-музыку, в Советском Союзе тысячи собирались, чтобы послушать стихи” (см. также условный вариант альтернативного развития страны [2]).

Изменения в рамках литературы и искусства движутся лучше, поскольку, с одной стороны, искусство принципиально заинтересовано в новых формах и смыслах, что составляет его суть, в отличие, например, от образования, которое скорее строится на стандартах, а не на отклонениях. С другой, искусство находится в развлекательном модусе, человек сам стремится потреблять такой тип продукта.

Оттепель была краткой, но открыла те процессы, которые дали результаты через некоторое время, поскольку так называемые “шестидесятники” стали главными застрельщиками последующего этапа трансформации советской системы – перестройки. И если оттепель “работала” в сфере искусства, то перестройка затронула и политику.

Кстати, была, оказывается и еще одна оттепель. Н. Громова, рассказывая о драматурге Е. Шварце, упомянула такую еще оттепель: “В 1940 году происходит я не хочу сказать «оттепель», но происходят какие-то послабления. И тогда на сцену выходит «Тень» с этим странным городом, в котором правят в большом количестве людоеды, хоть это сказочный город, там есть всякие мальчики-с-пальчики. И это в тот момент людям, сидящим в зале, все было слушать невероятно. Но оно каким-то странным образом существовало, потому что элемент сказки прикрывал этот опасный момент. Потом спохватывалась цензура и эти вещи вылетали” [3].

Рассказывание историй, создание нарративов может существенно менять массовое сознание. И за сменой сознания идет смена поведения.

Вот рассказ о создателях одного журнала [4]:

– “они приняли решение отказаться от фото, потому что снимки отвлекают читателя от текста и ограничивают полёт фантазии. Они убеждёны, что истории должны быть толчком к фантазированию – к тому, чтобы представить ситуацию в красках, воссоздать её в своём воображении и, соответственно, по-настоящему окунуться в неё без посредников”;

– “сделали журнал хорошего качества в плане бумаги и печати, потому что это помогает завоевать доверие людей, – рассказывает автор. – Если они держат в руках стоящий журнал, они верят, что и истории в нём стоящие”;

– “Есть огромная разница для мозга между чтением книг и просмотром сериалов, – говорит Пунтас. Фильмы и сериалы прежде всего развлекают людей и остаются в памяти на более короткое время. О прочитанном мы думаем больше и помним дольше. Книги сильнее активируют нашу фантазию”.

Как видим, виртуальное меняет реальное. Прецеденты смены массового поведения бывали в прошлом, а не только сегодня, когда технологии существенно усилили возможности для воздействия. Книги “Страдания Юного Вертера” Гете и “Бедная Лиза” Н. Карамзина породили волну самоубийств. Гете – в Европе, Карамзин в России. И даже газетная заметка о самоубийстве сегодня может выступить в роли такого триггера. Этот феномен воздействия медиа исследовался в десятках публикаций [5 – 8].

Битлз, джинсы, фильмы разрушали СССР в головах молодого поколения гораздо активнее всех “советологов” вместе взятых “Советологи” скорее работали с индивидуальным сознанием, а развлекательный модус – с массовым.

СССР был идеологической страной, что косвенно порождало и любовь к книгам и цитатам. Но одновременно идеология проникала повсюду, например, лозунг “Слава КПСС” висел на улице, а елочные игрушки, особенно в довоенное время, кстати, елка была реабилитирована только в 1935 году, должны были отражать реалии социалистического строительства (см., например, [9 – 10]).

И вот в этой идеологической действительности появляется западная эстрадная музыка, включая Битлз. Атмосфера того периода стала такой: “Вопреки представлениям о наглухо закрытой стране, где “Битлз” не пускали в официальную прессу и не издавали на грампластинках, СССР времен железного занавеса мог похвастаться сотнями публикаций о вездесущих “Жуках” и многотысячными тиражамиих произведений еще при жизни коллектива. В конце 70-х “Мелодия” начинает (впрочем, без разрешения артиста) выпускать сольные альбомы Леннона и вставлять его “протестные” и “антибуржуазные” песни в различные сборники. Музыкальные редакторы исправно выносили на поверхность самые идейно заряженные песни Леннона-борца — за социальную справедливость и против угнетателей всех мастей. Песни “Герой рабочего класса”, “Дайте миру шанс” и, прежде всего, “Власть народу” позволяли чиновникам от культуры использовать Леннона как певца труда и находить место его декретам в музыкальных программах и “Голубых огоньках”. Их переводы звучали в курилках и бардовских вылазках, на них ссылались политобозреватели и красные битломаны-марксисты. Критикуя “загнивающий Запад”, они идеально подходили для карикатур “Крокодила” и рубрики “Их нравы”. “Они делают тебя зависимым от религии, секса и телевидения// Пока ты думаешь, что ты умный, свободный и не принадлежишь какому-либо классу// Хотя ты все тот же затравленный крепостной”, — негодовал Леннон. Такой “битл” и такой рок партийную прессу вполне устраивал. Рассерженный глобалист, готовый к самопожертвованию, что может быть лучше? [11].

Развлекательный модус может нести существенные трансформации сознания. Битлз делали так, переходя границы и цензуру. Они тоже меняли мозги, даже в закрытом от западного влияния Советском Союзе. И оказывается,что даже Путин не избежал этого воздействия, у него была даже любимая песня – Yesterday[12 – 13].

Но в мире все меняется. Сегодня так уже не скажешь, когда Россия и Беларусь активно занялись борьбой с иноагентами и оппозицией [14 – 20]. И часть это одни и те же люди, поэтому и идет такая борьба.

Под каток попали и ректоры, например, ректор Московской высшей школы социальных и экономических наук (Шанинки) С. Зуев [21 – 22].

Нужные политологи дружно поддерживают такой поворот событий:

– политолог А. Мартынов: “Все эти Шанинки, либерально заточенные друзья родом из 90-х, нулевых <…> продолжают заниматься тем, что умеют лучше всего. Пилить бюджеты, воровать. У меня это вызывает недоумение” [23];

– политолог Д. Журавлев: “Фонд Сороса же деньги не платит просто так… Достаточно их воспитать, и дальше они для Запада будут работать абсолютно искренне, абсолютно даром, с искренней уверенностью, что таким образом они помогают России стать более современной, более развитой, более счастливой. Фабрика по производству агентов влияния” [24].

Статья полностью

Возврат к списку

Другие материалы автора