ЭКСПЕРТНОЕ ВОСПРИЯТИЕ И ДИПЛОМАТИЧЕСКИЙ ОПЫТ США ПРИМЕНИТЕЛЬНО К КАРАБАХСКОМУ УРЕГУЛИРОВАНИЮ

30.03.2011

ЭКСПЕРТНОЕ ВОСПРИЯТИЕ И ДИПЛОМАТИЧЕСКИЙ ОПЫТ США ПРИМЕНИТЕЛЬНО К КАРАБАХСКОМУ УРЕГУЛИРОВАНИЮ

Михаил Агаджанян

М.Агаджанян - Эксперт Центра информации и общественных связей при Аппарате Президента Республики Армения

Последние развития вокруг Южного Кавказа указывают на углубление конкурирующих элементов в восприятиях региональной ситуации США и Россией. К грузинским сложностям, которые с августа 2008г. носят традиционно непримиримый характер, между Россией и США прибавились и трудности на армянском и азербайджанском направлениях. Россия стремится проводить сбалансированный курс в отношениях с Арменией и Азербайджаном, США настроены аналогично, и это дает многим повод думать, что по самому главному в регионе конфликтному вопросу – карабахскому – между США и Россией есть взаимопонимание.

США терпят нарастающие сложности в отношениях с Азербайджаном, которые в очередной раз обострились в связи с прибытием М.Брайзы в Баку в качестве нового посла США. Предшествовавшие этому и последовавшие после этого действия США и Азербайджана свидетельствовали об углублении понимания Вашингтоном непредсказуемо импульсивного поведения Баку в лице И.Алиева. На этой волне, конечно, Россия будет ощущать свои позиции по выстраиванию более углубленных отношений с Азербайджаном как благоприятные.

Демарши Баку еще больше вгоняют карабахский конфликт в ситуацию статус-кво. Одним из немногих вопросов, по которому между Россией и США есть взаимопонимание (хотя и оно с определенными нюансами), является вопрос безальтернативности нынешнего статус-кво в зоне конфликта.

Как нам представляется, на нынешнем этапе важно понять восприятие ситуации в зоне карабахского конфликта со стороны американских экспертов, тесно аффилированных с принимающими политические решения кругами в Вашингтоне. Это обусловливается тем, что политическое руководство США весьма скрупулезно ориентируется на оценки своих ведущих экспертов¹ (даже несмотря на их очевидные провалы, например, в случае с предвидением развития ситуации в Египте, Ливии и в целом на Ближнем Востоке и Магрибе), в то время как в России данная тенденция не успела себя проявить, в том числе и на карабахском направлении. В Москве многие считают, что ситуация в карабахском вопросе для них вполне понятна и не нуждается в разностороннем экспертном анализе. Многие российские эксперты на нынешнем этапе весьма поверхностно оценивают ситуацию с взаимодействием внешних сил вокруг карабахского урегулирования и тем более с «серьезным развитием отношений между Азербайджаном и Арменией», отмечая, что «позитивным примером развития сотрудничества внешних сил является Нагорный Карабах. Это отдельная тема, но совершенно очевидно, что ситуация здесь стала намного благоприятнее. Прежде всего, очень серьезно развиваются отношения между Азербайджаном и Арменией, в том числе на двусторонней основе. В двустороннем формате президенты Азербайджана и Армении встречались неоднократно. Большие подвижки заметны и по выработке так называемых общих базовых принципов урегулирования. Здесь констатируют, что осталось несколько нерешенных вопросов и можно консолидировать успех, достигнутый прогресс по всем другим пунктам общих принципов. В последнее время, если говорить откровенно, ситуация в Минской группе ОБСЕ заметно отличается от той ситуации, которая была характерна для начала 2000-х годов. Работа сопредседателей России, Франции и США стала более слаженной, скоординированной и нацеленной на достижение практических результатов»².

В экспертном сообществе США есть люди, которые занимаются карабахской темой как одним из ответвлений темы «Россия-Евразия», и эти эксперты настроены весьма скептически к возможности выстраивания партнерских отношений с Россией в том числе и в Южном Кавказе. Одним из таких экспертов является Юджин Румер (Eugene B. Rumer), занимающий ныне пост руководителя Секции российских и евразийских исследований в Национальном совете по разведке США (National Intelligence Council, NIC)³. В январе 2010г. Ю.Румер заменил на этом посту другого очень известного американского эксперта по российской и евразийской темам Фиону Хилл (Fiona Hill), перешедшей на работу в Институт Брукингса. Должность руководителя Секции в NIC очень интересна, ибо она позволяет работать на стыке аналитики и разведки, иметь для своих оценок и оценок своих подчиненных постоянный доступ к лицам, принимающим политические решения в Вашингтоне. Ю.Румер прошел весьма насыщенную школу аналитики и разведки (точнее аналитической разведки), известен в первую очередь в академическом сообществе. Работал научным сотрудником в Институте национальных стратегических исследований, который входит в Университет национальной обороны США (Institute for National Strategic Studies National Defense University), в Государственном департаменте США в сфере политического планирования, в Совете национальной безопасности США в качестве директора по России, Украине и Евразии.

Анализ оценок Ю.Румера в отношении России и перспектив американо-российских отношений позволяет судить о нем как об эксперте, занимающим критическую позицию в вопросе тесного американо-российского сотрудничества, тем более какого-либо взаимодействия на постсоветском пространстве. В этой связи интересно отметить оценку Ю.Румера в отношении политики США в Центральной Азии, имеющей показательный характер и для нынешнего курса США на Южном Кавказе. В российском журнале «Стратегия России», тесно аффилированным с официальными политическими кругам в России⁴, в конце 2005г. вышла статья Ю.Румера под заголовком «Присутствие США – залог стабильности». В этой статье Румер отмечал, что «слухи о том, что США покидают Центральную Азию, настолько же преувеличены, насколько были преувеличены слухи о приходе Соединенных Штатов сюда в 2001-2002 годах. Я, безусловно, считаю, что Соединенные Штаты не отворачиваются от Центральной Азии. Они здесь останутся, и интерес США к региону не уменьшится хотя бы потому, что мы кое-чему научились на собственном опыте 1990-х годов. Если мы объявляем какие-то страны вне наших интересов, рано или поздно проблема возвращается в десятикратном масштабе. Так было с Афганистаном. Это урок, который, я надеюсь, мы выучили». Этот урок, как нам представляется, США не просто выучили, а «вызубрили», и теперь всегда стараются следовать ему, в том числе и в Южном Кавказе.

Одной из оценок Ю.Румера на предыдущих этапах его аналитической работы, уже непосредственно затрагивающей карабахский конфликт, была оценка, высказанная в конце 2004г. со страниц интернет-версии «Washington Post»: «вопрос “замороженных конфликтов” – в Нагорном Карабахе, Абхазии и Осетии – становится основным препятствием к тому, что иначе могло бы быть очень перспективной тенденцией в регионе. То, как с этим можно разобраться, – это очень долгий и сложный разговор, думаю, что потребуется мудрость и инициатива со стороны лидеров стран региона, а также вмешательство крупных сил извне»⁵.

Можно с большой долей уверенности предположить, что взаимодействие между США и Россией в карабахском вопросе носит характер «взаимодействия по необходимости», ибо таков формат посредничества, где любое действие, указывающее на разногласия, даже намек на это будет равнозначен упразднению всего формата Минской группы. По всей видимости, единственной полностью разделяемой США и Россией точкой зрения в двустороннем формате на «карабахском направлении» является то, что формат Минской группы нецелесообразно пересматривать и тем более демонтировать, из чего следует уже следующий вывод – Минская группа является единственным механизмом международно легитимного контролирования конфликта со стороны внешних сил. Понятно, что есть и другие рычаги такого контроля, но Минская группа – это именно общепризнанный международный механизм, что сейчас важно и для США, и для России. Внешние силы в лице посредников занимаются именно тем, что принято именовать контролированием конфликта, т.е. снижение уровня напряженности, деэскалацию, смягчение противостояния, поиск политического решения.

Карабахский вопрос в плане дипломатического диалога между США и Россией – это только одна из точек нахождения контакта между Вашингтоном и Москвой в их разносторонней двусторонней дипломатии. Конечно, в отношениях этих стран есть куда более принципиальные и важные для них направления, но опыт контактов в рамках Минской группы представляется весьма полезным для выхода на договоренности по более глобальным для России и США вопросам⁶.

На то, что американская сторона рассматривает карабахскую проблематику в качестве одной из точек поддержания институционального контакта с Россией (еще раз подчеркнем, что это не означает полностью доверительное сотрудничество, а лишь стремление развить данную площадку контакта для выхода на решение более актуальных вопросов в двустороннем формате интересов), указывают «полузакрытые» американо-российские встречи экспертов. С учетом вышеизложенного упомянем лишь одну такую встречу, прошедшую ровно через два года после подписания Майендорфской декларации. 2 ноября 2010г. в Институте востоковедения Российской академии наук по инициативе американской стороны состоялась встреча директора упомянутого Института В.Наумкина с руководителем Секции российских и евразийских исследований в Национальном совете по разведке США Ю.Румером и первым секретарем посольства США в России П.Найшулером. По размещенной на сайте российского Института востоковедения информации, «констатируя усложнение задач российско-американского сотрудничества из-за ослабления позиций администрации Б.Обамы в результате промежуточных выборов, Ю.Румер акцентировал внимание на ряде вопросов в сфере безопасности, в том числе на проблемах ситуации на Южном Кавказе и в Центральной Азии, особенно в Таджикистане и Киргизии, а также вокруг Ирана»⁷.

И США, и Россия на нынешнем этапе заинтересованы в поддержании статус-кво в зоне карабахского конфликта, что можно обеспечить постоянно продолжающимися встречами как в формате Минской группы, так и с подключением дополнительных усилий России в виде проведения встреч на уровне президентов в формате Армения – Россия – Азербайджан. Последние являются именно дополняющими Минский формат, а не иначе, о чем официальная Москва не раз заявляла⁸ и о чем прямым текстом говорится в «Совместном заявлении президентов Азербайджанской Республики, Республики Армения и Российской Федерации по нагорно-карабахскому урегулированию», принятому по итогам встречи в Сочи 5 марта 2011г.

Здесь мы хотели бы обозначить позиции основных международных посредников и одновременно главных внешних сил вокруг карабахского урегулирования по вопросу признания Арменией НКР. Данный вопрос, с нашей точки зрения, имеет непосредственную связь с дальнейшим ходом урегулирования, а также непосредственную связь с вопросом продолжения или трансформации нынешнего статус-кво в зоне карабахского конфликта. С одной стороны, считается, что Россия выступает за продолжение нынешнего статус-кво, а США не так настойчивы и последовательны в этом вопросе. Но давайте вспомним, что в последнее время со стороны многих российских экспертов, тесно работающих с принимающими политические решения российскими государственными структурами, исходит мысль о том, что Армении следует как можно быстрее признать НКР, «не то потом поздно будет». Эта мысль трудно сочетается с мнением о настрое России на продолжение статус-кво, так как в случае признания Арменией НКР, Азербайджан может возомнить, что настал час «X» для «восстановления конституционного порядка в Нагорном Карабахе» по грузинскому сценарию с кодом «08.08.08». Оставим в стороне определенную зыбкость экспертной мысли о том, что «потом будет поздно», хотя бы исходя из простой аргументации об уже де-факто признанности НКР со стороны не только Армении, но и, например, США, выделяющей НКР ежегодную прямую финансовую помощь. Руководство Армении говорит о незамедлительности де-юре признания НКР в случае очередной широкомасштабной агрессии Азербайджана против Нагорного Карабаха, а не о фактическом признании, которое существует с 1991г. Можно также напомнить российским экспертам, что Россия признала Абхазию и Южную Осетию через две недели после окончания войны в зоне югоосетинского конфликта в августе 2008 года, а не за две недели до этого. Но это, конечно, не принципиально. Важно то, что по вопросу «признавать или не признавать» заметна диспропорция во мнениях России и США, что не может не отражаться на всем процессе карабахского урегулирования.

Самым кратким образом обозначим причины, которые, с нашей точки зрения, указывают на заинтересованность России в педалировании вопроса признания Арменией НКР и на «зеркальную» незаинтересованность в этом США. России на нынешнем этапе это нужно для усиления рычагов влияния на Азербайджан, причем во главу угла ставятся энергетические соображения. Энергетические проекты доставки энергоресурсов из Центральной Азии и Каспийского бассейна в Европу переживают критически важные дни в свете перспектив своей реализации. Если Москва будет поступательно накалять градус созревания вопроса признания Арменией НКР, то у нее с Азербайджаном может кардинально поменяться дальнейший ход диалога, который уже будет проходить под воздействием возможности признания и Россией НКР, на первых порах, конечно, в де-факто исполнении. У России также усилятся переговорные позиции с Турцией, они примут более наступательно выраженный дипломатических характер, потому что на Южном Кавказе примет практически окончательный вид разделение сфер влияния и выделение зоны исключительного или практически исключительного влияния Москвы. Кстати, в акцентировании темы признания Арменией НКР в существенной степени заинтересован и Иран, для которого также (а может, даже больше, чем для России) важно держать Азербайджан «на поводке». Для США такое развитие ситуации в виде признания Арменией НКР было бы неудобным, ограничивающим элементов в их позициях на Южном Кавказе и сопредельных регионах. Помимо того, что для США нежелательность такого развития обусловлена угрозой усиления позиций России в отношениях с Азербайджаном и Турцией, в Вашингтоне прекрасно понимают, к чему это может привести, например, в Грузии. В условиях, когда на Южном Кавказе будет уже три ограниченно признанных новых государства, Грузия может столкнуться с еще большими проблемами. Не только сам факт потери Южной Осетии и Абхазии станет для нее еще более выраженным, но и возможность дальнейшего отпадения кусков бывшей Грузинской ССР (в первую очередь, армянонаселенного Джавахка и азербайджанонаселенного Квемо-Картли) может принять не гипотетический, а вполне практический характер. Армения стремится дистанцироваться от всего, что может потенциально нанести ущерб государственным устоям Грузии, и в этом позиции Еревана и Вашингтона интересным образом коррелируют между собой.

В целом же можно отметить, что и для России прогноз развития событий после признания Арменией НКР представляется достаточно мало предсказуемым, и для США нет более благоразумной модели поведения в их политике на Южном Кавказе, чем удерживание того, что есть, и выжидание удобного момента для усиления своих позиций. В Вашингтоне нет иллюзий по поводу того, что случись сегодня нечто вроде новой войны, то в условиях более сильных позиций России в регионе, ее более сбалансированных отношений с Арменией и Азербайджаном, более ровных взаимоотношений между Россией и Турцией, позиции Москвы выглядят предпочтительнее⁹. Американская дипломатия бывает зачастую ироничной. Но кажущаяся ироничность помощника государственного секретаря США по вопросам Европы и Евразии Ф.Гордона, когда он на прошедшей в марте 2011г. в Братиславе международной конференции по безопасности «Globsec 2011» заявил, что «географическое положение России позволяет ей легче организовывать встречи, например, в Сочи, Москве, Санкт-Петербурге или в Астане, чем далекому Вашингтону», есть «проза жизни», которая называется не геополитикой, а именно географией. Американцы действительно объективно оценивают свою отдаленность и российскую приближенность к региону Южного Кавказа, постоянно соотнося данную объективную данность с любыми возможными сценариями развития ситуации вплоть до самых эскалационных сюжетов.

Опыт США применительно к карабахскому конфликту полезен не только в плане понимания экспертного восприятия, но и с учетом богатой практики американской дипломатии по урегулированию схожих по своей сложности межгосударственных конфликтов.

Очевидно, что нынешний формат обсуждений карабахского урегулирования не позволяет говорить о нем, как о полноценном переговорном формате, который возможен только с участием всех сторон конфликта. То, что сейчас происходит в непосредственных обсуждениях по карабахскому урегулированию, напоминает переговорный опыт между Израилем и арабскими странами в 1949г. по так называемой «Родосской формуле». После окончания первой арабо-израильской войны между сторонами конфликта велись переговоры о перемирии. Арабские страны, потерпевшие поражение в войне с Израилем, не признавали последний и не желали вести с ним прямые переговоры. Стороны конфликта встретились на греческом острове Родос. Посредником между ними стал представитель ООН по Палестине Р.Банч (Ralph Bunche). Особенность формата переговоров состояла в том, что делегации жили в одном отеле на разных этажах и даже вступали в диалог в неофициальном порядке, однако на официальном уровне они не встречались, и Р. Банч курсировал из комнаты в комнату, информируя о предложениях той или иной стороны. Таким образом, подобный формат предоставлял сторонам переговоров возможность трактовать их в удобной для себя интерпретации. Арабы считали переговоры непрямыми и тем самым оставались на позиции непризнания Израиля в качестве государства, а израильтяне могли трактовать их в качестве прямых, то есть свидетельствующих о де-факто признанности Израиля со стороны ведущих переговоры арабских стран.

Если Азербайджан не может преодолеть свои комплексы и вести прямой диалог со своим главным оппонентом в карабахском конфликте в лице Нагорно-Карабахской Республики, то международные посредники могут предпринять нечто похожее на «Родосскую формулу» – находиться практически в одном помещении, но вести диалог через посредников. Такая формула применительно к карабахскому урегулированию должна представляться весьма интересной для внешних посредствующих сил, так как это позволит ввести урегулирование в качественно новый этап, создающий новые элементы контроля для внешних сил и пролонгирующий относительную стабильность в зоне конфликта с позиций вовлечения всех сторон в интенсивные переговоры. Это не будет институционализацией статус-кво, а станет существенным элементом укрепления стабильности в зоне конфликта, вовлекающим в переговорный процесс все его стороны и всех акторов, непосредственно ответственных за поддержание режима прекращения огня.

Параллели с палестино-израильским опытом ведения переговоров применительно к карабахскому урегулированию могут быть продолжены и содержат некоторые, как нам представляется, примечательные моменты. Как известно, в палестино-израильском урегулировании был свой «мадридский процесс», который, однако, не получил развития и со временем трансформировался в иные форматы урегулирования, получил иную переговорную методологию. «Мадридский процесс» в ближневосточном урегулировании, стартовавший осенью 1991г.¹⁰, подразумевал создание механизма переговоров, при котором контакты в «узком», двустороннем формате должны были сочетаться с периодическим проведением пленарных заседаний под эгидой коспонсоров процесса в лице США, России, Европейского Союза и ООН («квартет» международных посредников)¹¹. До 1992-1993гг. такая схема начала функционировать, однако начиная с указанных лет она была заменена – с согласия и при активном участии палестинского руководства – на так называемый «формат Осло» (закрытые переговоры, по существу – вне рамок «мадридского процесса»). Подобный новый подход хотя и позволил ускорить выработку проектов двусторонних документов, однако в дальнейшем выяснилось, что «продавить» их реализацию через неподготовленное общественное мнение – и среди палестинцев, и внутри израильского общества – оказалось делом невыполнимым. При этом возможности внешнего влияния оказались сведенными к минимуму¹².

Карабахский конфликт также не может быть решен волевыми усилиями политических элит сторон конфликта. Это конфликт, который пустил глубокие корни противостояния в обществах вовлеченных в него государств, и без их поддержки любые договоренности политических элит не имеют практической ценности.

¹Влияние американских экспертов на формирование политики своей страны носит не только исследовательско-аналитический характер поставки идей, теорий, стратегий или конкретных прикладных разработок, но и содержит такой важный для политической действительности США компонент, как гибкая и постоянная ротация кадров из политического в аналитическое сообщество и обратно. Показательны в этом отношении слова известного американского дипломата Строуба Тэлботта (Strobe Talbott), занимающего с 2002г. должность президента самого известного аналитического центра не только США, но и всего мира – Института Брукингса: «Некоторые из научных сотрудников Института Брукингса представляют собой так называемых «ученых-практиков». Это определение относится, в частности, к научным работникам, которые периодически занимают должности в органах государственной власти, где могут на практике проверить свои научные выводы, а также к бывшим государственным служащим, которые приходят в Институт Брукингса после определенного срока работы на государственной службе. Они используют свой опыт, накопленный в государственных учреждениях, дополняя им наши академические исследования. Так, например, более десяти «ученых-практиков» Института Брукингса работали в Государственном департаменте или в Совете национальной безопасности, включая Джеймса Стейнберга, вице-президента и директора Программы внешнеполитических исследований Института Брукингса (бывшего заместителя помощника Президента по вопросам национальной безопасности и директора отдела политического планирования в Государственном департаменте)». (Strobe Talbott, The Brookings Institutions: How a Tnink Tank Works // The Role of Think Tanks in US Foreign Policy, US Foreign Policy Agenda (An Electronic Journal of the US Department of State), Vol. 7, № 3, November 2002, p. 20).
Заметим, что Дж. Стейнберг с 2009г. вновь перешел из аналитического в политическое сообщество США, заняв второй по рангу пост в Государственном департаменте страны.

²Данилов Д., Южный Кавказ и миссия Европы // «Стратегия России», №1, январь 2011.

³Национальный совет по разведке непосредственно подчинен Директору национальной разведки и отвечает за подготовку Национальной разведывательной сводки (National Intelligence Estimate), которая готовится на основе всей доступной информации по той или иной проблеме и регулярно докладывается президенту США. Отличительной особенностью NIC является то, что этот орган объединяет усилия различных спецслужб США, крупнейших научно-исследовательских центров и неправительственных организаций, действующих по всему миру. В состав NIC входят 12 ведущих сотрудников (National Intelligence Officers), каждый из которых руководит работой экспертов на определенном географическом или отраслевом направлении, включенных в конкретную Секцию. Одной из таких Секций является Секция российских и евразийских исследований (National Intelligence Office for Russia and Eurasia) – специализированная межведомственная группа, занимающаяся координацией деятельности самых различных правительственных и неправительственных структур, в частности, на постсоветском пространстве. Секция занимается системным анализом разнородной информации, в том числе с использованием передовых компьютерных технологий (привлеченные аналитики разведывательного сообщества и «фабрик мысли» – Совет по международным отношениям – CFR, Центр стратегических и международных исследований – CSIS, Фонд Карнеги, РЭНД Корпорэйшн, Институт Брукингса, и др.). Здесь готовятся аналитические документы, стратегические прогнозы, вырабатываются сценарии будущего. (Манкиев М., Механизмы влияния США на Россию и СНГ, http://www.fondsk.ru/news/2011/01/30/mehanizmy-vlijanija-ssha-na-rossiju-i-sng.html, 30.01.2011).

⁴Журнал учрежден Фондом «Единство во имя России», созданным в июне 2003г. известными научными и аналитическим центрами России: МГУ им. М.В.Ломоносова, Московской государственной юридической академией, Институтом научной информации по общественным наукам Российской академии наук, Фондом «Российский общественно-политический центр», Фондом «Политика», Фондом развития парламентаризма в России.

⁵Rumer E., Opinion Focus: Another Cold War?, December 17, 2004, http://www.washingtonpost.com/wp-dyn/articles/A5154-2004Dec16.html.

⁶Одной из сфер американо-российской сотрудничества, в котором заинтересованы и Вашингтон и Москва, является Азиатско-Тихоокеанский регион. Увеличение мощи Китая в этом регионе делает подобную заинтересованность взаимной, что, в частности, получило материализацию в последней редакции Национальной военной стратегии США (US National Military Strategy 2011), где указывается: «Укрепляя наш европейский альянс, мы будем расширять диалог и связи на уровне военных с Россией, продолжая наши успешные усилия по сокращению стратегических вооружений. Мы стремимся сотрудничать с Россией в области борьбы с терроризмом, борьбы с распространением ядерного оружия, в космосе, в сфере противоракетной обороны, а также приветствуем ее шаги в направлении того, чтобы играть более активную роль в сохранении безопасности и стабильности в Азии». (The National Military Strategy of the United States of America, 2011 Redefining America's Military Leadership, http://www.jcs.mil//content/files/2011-02/020811084800_2011_NMS_-_08_FEB_2011.pdf, p. 13).

⁷ http://www.ivran.ru/, 02.11.2011.

⁸Так, 13 января 2011г. министр иностранных дел России С.Лавров на своей пресс-конференции перед представителями СМИ отметил, что «Россия, как одна из трех стран-сопредседателей вместе с США и Францией, предпринимает усилия по достижению договоренности. Помимо участия в «тройке» Россия, прежде всего в лице президента Д.Медведева, использует свои отношения с Ереваном и Баку для того, чтобы в русле согласованных сопредседателями подходов постараться поискать развязки и в формате президентов трех стран России, Армении и Азербайджана. Д.Медведев провел больше десятка встреч со своими коллегами из Баку и Еревана. Между этими встречами осуществляются контакты министров иностранных дел... Наверное, самое главное на данном этапе не мешать этому процессу... Намерены продолжать свои усилия, о которых регулярно информируем наших партнеров из Вашингтона и Парижа. После каждой встречи президентов России, Азербайджана и Армении, проводим подробный брифинг для сопредседателей, они поддерживают наши усилия и, опираясь на эту поддержку, постараемся в этом году продвинуться чуть дальше, чем в предыдущем». (Выступление и ответы Министра иностранных дел России С.В.Лаврова на вопросы СМИ на пресс-конференции по итогам деятельности российской дипломатии в 2010 году, 13 января 2011г.).

⁹Заявления официальных лиц США свидетельствуют о весьма сдержанном подходе к перспективе скорейшего внесения ясности в развитие конфликта. Так, посетивший Южный Кавказ в конце февраля 2011г. первый заместитель государственного секретаря США Джеймс Стейнберг отметил: «Мы надеемся на определенный прогресс в урегулировании нагорно-карабахского конфликта и считаем, что в интересах обеих стран продвижение вперед в этом вопросе... Мы озадачены трудностями, с которыми нам пришлось столкнуться в течение последних лет, учитывая потенциальную выгоду для сторон нагорно-карабахского конфликта в случае мирного урегулирования и их же риски в случае эскалации конфликта». (США озадачены трудностями, с которыми пришлось столкнуться в карабахском урегулировании, http://www.panarmenian.net/, 24.02.2011).

¹⁰Мадридская конференция по ближневосточному урегулированию проходила с 30 октября по 1 ноября 1991г. Сопредседателями конференции были госсекретарь США Дж.Бейкер и министр иностранных дел СССР Б.Панкин.

¹¹До проведения конференции в Мадриде арабские страны выразили единую позицию, которая заключалась в том, чтобы рассматривать конференцию и последующие переговоры как единый процесс. Израильская сторона, в свою очередь, считала конференцию лишь «церемониальным» актом, а двусторонние и многосторонние переговоры рассматривала как «совершенно самостоятельное мероприятие». (Панкин Б.Д., В ближневосточном котле // «Международная жизнь», №2, 1992, с. 91). В итоге переговоры выразились в «мадридской формуле», в которой был найден приемлемый для сторон компромиссный формат, сочетавший прямые двусторонние переговоры Израиля с каждым из арабских участников (израильское требование), с проведением встреч в более расширенном составе и при участии международных посредников, таким образом переговорный формат включал как двусторонние, так и многосторонние переговоры.

¹²Бакланов А.Г., «Ближний Восток-2020: вероятно ли всеобъемлющее урегулирование?» // «Независимое военное обозрение», 22.01.2010.

Март, 2011г.
«Глобус Энергетическая безопасность», номер 2, 2011

Возврат к списку

Другие материалы автора