• am
  • ru
  • en
Версия для печати
28.12.2015

ПРЕЕМСТВЕННОСТЬ ЦИВИЛИЗАЦИЙ И АРМЕНИЯ

   

Артем Саркисян

Осмысление истории с целью постижения настоящего и предвидения будущего занимало человечество с тех пор, как зародилась философская мысль. Предлагались разные теории, описывающие ход истории, среди которых наиболее распространенной уже в наше время стала т.н. цивилизационная теория, в разных своих вариациях представляющая мировую историю как историю параллельно существующих историко-культурных общностей («культур», «локальных цивилизаций», «суперэтносов»). Эта теория имеет очевидные достоинства, так как не только раскрывает общие закономерности развития этих общностей, но также способствует признанию их самостоятельной ценности. Вместе с тем, как замечал Карл Ясперс, в рамках этой теории теряется представление о единстве мировой истории. Разглядев в этом единстве смысл истории, Ясперс, однако же, отказался признавать достоверность наших знаний о ее истоках и цели1, хотя Библия дает ясное понимание духовного содержания мировой истории. Писание поучает, что человек и человечество, как в локально-житейском, так и в глобально-историческом плане, стоит перед извечным выбором между служением Богу (что составляет суть духовного «Израиля»), и служением мамоне (духовный «Вавилон»). То или иное отношение к духу и материи образуют два важнейших, на мой взгляд, параметра каждой локальной цивилизации – ее духовное богатство, сфокусированное прежде всего в религии, и богатство материальное, характеризующее тип хозяйствования (т.е. способ приобретения и распределения богатств). Рискну заявить, что в первую очередь именно эти параметры, или, точнее говоря, их соотношение, определяют облик и роль историко-культурных общностей. От этого соотношения зависит, какая система ценностей лежит в их основе – система, построенная на принципах нравственности и справедливости, или система, исходящая из соображений выгоды. Разумеется, это полярности, существующие лишь в теории, на практике же мы всегда имеем дело с промежуточными состояниями, склоняющимися в ту или другую сторону. Помимо этого, есть еще один очень важный параметр цивилизации – государственность с ее такими аспектами, как политико-правовой строй и вооруженные силы. Однако она имеет производное по отношению к двум другим параметрам значение, преследуя задачу обеспечить их функционирование.

Итак, ценность историко-культурных общностей (цивилизаций) заключается как в уникальности облика каждой из них, так и в той роли, которую они выполняют в мировой истории. История имеет не только физическое измерение, представляя собой, в самом деле, параллельное существование или чередование цивилизаций, но также и измерение метафизическое, заключающееся в преемственности их миссий. А миссий, строго говоря, всего две, и отвечают они двум направлениям нравственного движения человека – к раскрытию образа и подобия Бога или к их потере. Физическим проявлением первого движения служит стремление к установлению определенной гармонии и равновесия внутри общества/государства и вне его, а также, что не менее важно, в отношениях с природой. Человек рассматривается как высокая ценность, а общество, скрепленное узами взаимного долга, – как ценность высочайшая. Природа же задействуется как материальная основа существования этих ценностей. Второе же движение предполагает резкую поляризацию общества, разделенного на горстку «избранных» (олигархию) и остальную подчиненную ей «массу». Мерилом общественных отношений выступает материальное богатство, которое ради обоснования алчности возводится в культ. В итоге главной задачей государства и экономики становится не признающее нравственных границ стяжание как можно больших богатств.

Обоим движениям в принципе присуще расширение своей географии, выражающееся в создании больших империй. Но в первом случае империя вытекает из осознания, или полуосознанного представления, что объединение человечества (а вернее говоря, географически и культурно близких друг другу общностей) в единое целое в большей мере отвечает задачам построения гармоничных порядков на земле. Во втором же случае движущим фактором выступает беспредельность алчности. Характеризуясь наибольшим географическим охватом и концентрацией ресурсов, именно империи оставляют в истории наиболее заметный след. При своем расширении оба вида империй, естественно, сталкиваются друг с другом, при этом в долгосрочной перспективе первый вид играет оборонительную роль, поскольку имеет пределы своего расширения, второй же с самого начала играет роль исключительно агрессивную, так как ставит целью контроль над ресурсами всей планеты.

Одним из первых очагов мировой истории является Месопотамия, где возникла и расцвела шумеро-вавилонская цивилизация. Последняя (в образе Вавилона с его Башней) символизирует в Библии силу, бросившую вызов Богу. Месопотамию можно рассматривать как первую родину мировой олигархии, представленной в то время жреческо-банкирскими кругами. Они первыми в истории развернули мировую (по тогдашним масштабам) торговлю, снабжавшую скудную ресурсами Месопотамию нужным сырьем, и первыми поставили задачу создания империи, готовой защищать эти торговые интересы. Торговля как важная основа экономики Месопотамии легко превратилась в постоянное ограбление периферии. На протяжении многих столетий, с 25 по 6 век до н.э., одни империи на территории Междуречья возникали и сменялись другими. Однако по причине постоянной конкуренции, как между разными городами, так и между жречеством и амбициозными монархами, достичь политической устойчивости так и не удалось.

Надежда на эту устойчивость была возложена на постороннюю державу – Ахеменидский Иран, ставший первой подлинно мировой империей древности (6-4 вв. до н.э.). Иран принадлежал к первому типу империй. Важным источником его религиозного и государственного мировоззрения была идея Арты как эманации сущности бога Ахурамазды со своими близкими по сути значениями «правды», «праведности», «мирового нравственного порядка», «справедливости», «законности»2. И поэтому был неизбежен конфликт между силами, выступавшими с противоположных нравственных позиций – вавилонским жречеством, с одной стороны, и Ахеменидами и иранским духовенством – с другой. После неудач в попытках установить контроль над этой империей, жречество в итоге довело ее до гибели.

Последующие столетия, с конца 4 века до н.э. по 4 век н.э., можно считать, пользуясь терминологией Ясперса, осевым временем. Вряд ли можно согласиться с немецким мыслителем в определении осевого времени (которое он датирует 8-3 вв. до н.э.) как эпохи смены мифологического мышления рациональным3. С появлением последнего первое не только никуда не делось, но продолжает доминировать, время от времени меняя свою иррациональную форму в форму рационального мифа и обратно. Обозначенная же нами эпоха характеризуется кардинальными изменениями в мировой истории. Одно из них – постепенная интеграция финансовых структур Ближнего Востока и Средиземноморья в мировую олигархию, что предполагало и создание общей идеологии, основывавшейся на ценностях жреческо-банкирских кругов прежде всего Вавилона, но также Финикии, Египта и других центров. Другое обстоятельство – объединение (не только территориальное, но и культурное) громадных территорий от Атлантики до Евфрата в рамках Римского государства. Это государство, основанное, по преданию, в 753г. до н.э. и просуществовавшее до 1453г., поистине занимает уникальное место в мировой истории, ибо во многом задало вектор развития не только европейских, но и ближневосточных народов, включая армянский. Наконец, еще одно явление – возникновение христианства как самого опасного вызова жреческой системе ценностей, которое, несмотря на отсутствие каких-либо перспектив, за три века стало мировой религией. Важность обозначенного нами осевого времени заключается в том, что именно тогда более-менее оформились те силы, институты и идеи, которые направляют историю по сей день.

Римская история по праву занимает одно из центральных мест в мировой историографии. И причина не только в том, что античный Рим (вместе с Грецией) рассматривается как фундамент современной европейской цивилизации. Важной характерной чертой римской истории является ее чрезвычайно богатое содержание, так как за столетия Рим прошел длинный путь от местечкового города-государства до мировой империи и передал миру колоссальный жизненный опыт. Но есть еще один актуальный аспект, не афишируемый исследователями. Где-то чуть ранее рубежа эр римская держава стала рассматриваться ближневосточной олигархией как идеальный вариант мировой военно-политической силы, способной защищать и продвигать ее экономические интересы на больших просторах. Олигархия могла легко осознавать все преимущества контроля над таким государством, тем более что Рим не обладал такой выверенной религиозной идеологией как Ахеменидская империя.

История Римской империи во многом есть история борьбы за контроль над ней. Эта борьба включала внедрение во власть, выкачивание из Рима финансов, продвижение своей идеологии, идейную обработку элиты, которую важно было морально оторвать от общества и превратить в паразитический элемент, а в итоге подчинить ее поведение олигархическим интересам. На рубеже 3-4 вв., после тяжелейшего кризиса, пережитого Римом, победа была близка, и, казалось, его возрождение возможно только на новой духовной основе, в которой нетрудно усмотреть ближневосточные корни. Но дальнейший ход истории неожиданно и кардинально изменили христианство и император Константин Великий (306-337гг.), перенесший столицу империи в Константинополь. Христианская система ценностей объективно не имела шансов на победу, а до последнего момента и не стремилась к ней. Но став официальной, эта система в корне изменила всю сущность римского государства.

Именно христианский Рим, в исторической науке более известный как Византия, служит фундаментом того общего исторического пространства, к которому можно причислять родственные друг другу западную, русскую, армянскую и другие цивилизации. Рим-Византия – это целостное пространство смыслов, где благодаря Отцам Церкви, императорам-интеллектуалам и деятелям культуры получили свое развернутое осмысление все сферы бытия, определен культурный код целого сообщества народов, предполагающий не погоню за наживой, а созидание. Именно в Византии получила наиболее полную разработку уходящая корнями в классическое прошлое идея государства как политически организованной большой семьи, а не достояния лишь правящих кланов. Для весьма продолжительного промежутка времени именно Рим-Византию можно рассматривать как эталон государственности с развитой системой публично-правовых и частноправовых отношений, оказавшей огромное влияние на становление этого института в целом в Европе4.

На протяжении веков Византия обладала колоссальными человеческими и природными ресурсами, а ее столица была самостоятельным центром международной торговли. Поэтому, как опасный идеологический конкурент, она служила основным препятствием на пути к мировому господству олигархии. Борьба за языческий Рим, проигранная олигархами, сменилась их борьбой против Рима христианского. Для уничтожения этого соперника были использованы, как представляется, самые разнообразные средства – восстания против императорской власти, разжигание конфессиональных конфликтов, сепаратизм в Сирии и Египте, натравливание на Римское государство арабов или турок и т.д. Однако главным орудием борьбы стала экономическая политика олигархической Венеции, формально входившей в состав Римского государства как ее отдаленный полуэксклав, но ставшей филиалом финансовых центров Ближнего Востока. Добившись особых привилегий в экономике Византии, венецианцы в течение столетия (с конца 11 до конца 12 в.) привели государство фактически к финансовому краху, а в ходе 4-го крестового похода (1204г.) подвергли катастрофическому ограблению. От него страна так никогда и не оправилась и оказалась обречена на медленное умирание.

Гибель Константинополя (1453г.) от рук османских завоевателей имела плачевные последствия для христианского (и, кстати сказать, для мусульманского) мира. Христианский мир лишился своего тысячелетнего стержня, основанного на идее гармонии («симфонии») духовной и светской власти. Политический и идейный раскол между христианским западом и востоком, произошедший в 11 веке, окончательно превратился в раскол цивилизационный. Вместо идеи Римского мира как сообщества христианских народов, объединенных вокруг общих духовных ценностей, Европа пошла по пути создания своего альтернативного «Рима» как формы господства одной национальности (французской, немецкой или англосаксонской) над остальными. Западная Европа стала все более отходить от духовных основ римско-христианской цивилизации, заложенных Константином. И дальнейшая ее судьба – это история постепенной дехристианизации, уже сегодня, на наших глазах приводящей к новому торжеству язычества. Речь идет о капитуляции Запада перед языческой идеологией древнего ближневосточного жречества, модернизированной и преподносимой миру как либерализм. На беду Европы, с 13 века она сама стала средоточием антихристианских олигархических сил, чей центр финансового могущества после разграбления Византии переместился в Венецию, а в 17 веке, после смещения мировых торговых путей из Средиземноморья в Атлантику, утвердился в Англии. Внутри Западной Европы произошел геополитический разлом между державами материковыми (Франция, Германия) и морскими (Голландия, Англия). Многовековая борьба между ними привела уже в современную эпоху к подчинению всего континента интересам британских финансовых институтов. Последним гвоздем в гроб европейского суверенитета стало создание контролируемого этими институтами т.н. Европейского союза в 1990-х гг., в рамках которого идет плановый демонтаж христианской системы ценностей и государственности. Важным аспектом эволюции западной цивилизации стала ее экономическая система, с 16 века основанная на культе обогащения и ограблении колоний (сегодняшнего «третьего мира»). Таким образом, можно говорить о преемственности цивилизаций Запада (с англо-саксонским миром во главе) и древнего Ближнего Востока (Вавилона).

Преемником же Рима-Византии стал христианский Восток, представленный такими общностями как Балканы, Армения вместе с христианским Кавказом, и, более всего, Русский мир. Наряду с духовной преемственностью между Византией и Россией, не менее важным аспектом истории является их геополитическая преемственность. Как когда-то христианский Рим, сегодня Россия является главным (а по сути – последним) препятствием на пути к установлению безраздельного контроля мировой олигархии над ресурсами планеты. Пока олигархия в 16- 18 веках была занята освоением торговых путей Атлантики и Индийского океана, Россия оставалась на периферии мировой истории. Но ситуация изменилась в конце 18 – начале 19 века, когда, с одной стороны, международная торговля и мировое золото сосредоточились в руках Британии, а Россия вступила в ряды мировых держав. Мировая история последних двухсот лет – это, прежде всего, хроника геополитической борьбы Англии против России, попутно сопровождавшейся (или сопровождающейся) борьбой против таких стран как Германия и Китай. Противостояние с Россией было на научном уровне обосновано в начале прошлого века одним из основоположников геополитической науки и теории атлантизма, английским географом Х.Маккиндером, охарактеризовавшим внутреннюю Евразию (территорию Российской империи) как географическую ось мира. Плодами этого противостояния стали такие катастрофы как развал Российской империи в 1917г. и СССР в 1991г. Впрочем, эти катастрофы не были доведены своими организаторами до логического конца. Потому сегодня на кону – ликвидация евразийского интеграционного пространства, формирующегося вокруг России. Но сто лет назад политика Британской империи являлась враждебной реакцией на рост экономического могущества России и Германии. Сегодня же речь идет о том, что география нещадной эксплуатации ресурсов планеты англо-саксонскими корпорациями достигла пределов своего расширения, что ставит их экономическую систему под угрозу.

Таким образом, после Византии история повторяется. Россия обладает огромными экономическими ресурсами, так необходимыми мировой олигархии. Россия, при всех недостатках, остается оплотом унаследованного от Рима института суверенной государственности именно как общественного достояния, подмятого на Западе под транснациональные корпорации. Россия после гибели Византии остается главным оплотом христианства, все более маргинализируемого на Западе. Остается лишь, чтобы Россия как восприемница римской христианской империи, не повторила ее трагическую судьбу. В геополитическом плане именно такой оградительной цели служит евразийский интеграционный процесс, столь враждебно воспринимаемый на берегах Атлантики.

Все вышеизложенное имеет прямое отношение к Армении, к ее способности сохраниться во все более непредсказуемом мире. Всю историю Армении для лучшего понимания важно представлять в контексте ее отношений с другими цивилизациями. В том числе с такой точки зрения к армянской истории подошел гениальный армянский историк 5 века Мовсес Хоренаци. Армения в его концепции играет роль локального исторического центра, вступающего во взаимоотношения с глобальными центрами, такими как Вавилон и Ктесифон на Востоке, Рим и Новый Рим (Константинополь) на Западе. Для Мовсеса армянская история начинается с исхода свободолюбивого патриарха Гайка из Месопотамии, олицетворяющей богоборческую гордыню. Таким образом, Мовсес по-своему обыгрывает библейскую историю призвания праведного Авраама, также начинающуюся с исхода из Месопотамии. Как в Библии этот исход (затем повторенный Моисеем уже из Египта) олицетворял начало священной истории, ведущей к явлению Христа, так у Мовсеса деятельность Гайка ознаменовала начало восхождения Армении, приводящего уже при царе Трдате в начале 4 века к принятию христианства в качестве государственной религии. Последний акт возводил Армению на уровень цивилизованного бытия, где антропоцентризм играет роль стержня общественных отношений, разум является характеристикой человека, а добродетель выступает как совершенство разума. В интроспекции личности и общества это предполагает духовное саморазвитие, во внешней же ориентации – романофильство. Т.е. внутренняя ценностная ориентация обязательно дополняется внешней (цивилизационной). Два аспекта не могут функционировать врозь, в противном случае неминуема потеря своей внутренней сущности и идентичности. Цивилизационная ориентация предполагает прежде всего духовное взаимодействие, которое происходит на более высоком уровне, чем, например, политические взаимоотношения. Последние могут время от времени носить конфликтный характер, как не раз случалось, скажем, в отношениях Византии с Арменией, Болгарией или Сербией в средние века. Вместе с тем, печальный опыт этих конфликтов однозначно свидетельствует об их нежелательности.

За 1700 лет истории христианской Армении можно выделить три основных цивилизации, с которыми она активнее всего взаимодействовала. В 4-15 вв. это – прежде всего Византия, в сравнительно недолгое время (12-14 вв.) – латинский Запад, тогда еще не полностью оторвавшийся от Византии, а с 18 века – Россия. Окидывая взглядом прошлое, нетрудно убедиться, что взлет Армении как цивилизации приходился именно на те эпохи, когда ее взаимодействие с Византией, а затем с Россией, было максимально интенсивным. Не менее (а может и более) важно то, что армянский народ в силу своих интеллектуальных и духовных ресурсов внес большой вклад в развитие этих цивилизаций, а потому может их рассматривать как частично свои5. Во многом это обусловлено сущностью самих Византии и России, организованных как наднациональные империи, как сообщества народов6. Уничтожение Византии, осуществленное руками турок в 15 в., было катастрофой для Армении, что осознавали, к слову, армянские средневековые поэты Абраам Анкюраци и Аракел Багишеци. Последствия этой катастрофы растянулись на несколько веков, приведя в итоге к Геноциду 1915г. И можно не сомневаться, что в случае распада евразийского интеграционного пространства самые удручающие последствия для Армении недолго заставят себя ждать.

История человечества – это всегда история выбора, начиная с прародителя Адама. С выбора, сделанного патриархом Айком, начинает свое повествование об истории Армении Мовсес Хоренаци. И какими бы разнообразными, на первый взгляд, ни были предметы и критерии выбора, он, в конечном счете, всегда делается между добром и злом, между жизнью и смертью (Второзаконие 30:19).

1 Ясперс К., Смысл и назначение истории. – М.: Республика, 1994, с. 30.

2 Об идее Арты см. B. Schlerath, P. O. Skjærvø, “Aša”, Encyclopаedia Iranica Online, http://www.iranica.com/articles/asa-means-truth-in-avestan; M. Boyce, A History of Zoroastrianism, vol. I, Leiden-Köln, E. J. Brill, 1975, pp. 27, 200; J. Russell, “Aša in Armenia”, Handes Amsorya. Zeitschrift für Armenische Philologie 101, 1987, pp. 655-662.

3 Ясперс К., указ. соч., сс. 31-36.

4 О характеристике Византии как цивилизации см., например, Каждан А., Византийская культура, Москва, Наука, 1968; H. W. Haussig, A History of Byzantine Civilization, London, Praeger Publishers, 1971; Гийу A., Византийская цивилизация, Екатеринбург, У-Фактория, 2005; Хвостова К., Особенности византийской цивилизации, Москва, Наука, 2005; Она же, Византийская цивилизация как историческая парадигма, Санкт-Петербург, Алетейя, 2009; Величко А., История византийских императоров, в 5 тт., Москва, Вече, 2012.

5 Конечно, можно говорить, что, например, и в культуре Франции армяне сыграли немалую роль. Однако здесь мы имеем дело с деятельностью локальной общины армянской диаспоры, а не Армении как страны.

6 Во Франции или США, в силу концепции государства-нации, армяне являются, прежде всего, французами или американцами и лишь во вторую очередь имеют армянское происхождение. Евразия же в целом, и Россия прежде всего, в этом отношении построены на иных принципах, и здесь армянин всегда является армянином. Евразийское пространство выгодно отличается даже от византийского, поскольку лишено той тенденции к безнациональному обществу, которая имела место в Византии.


Возврат к списку