ПОСТИСЛАМИЗМ КАК ОЧЕРЕДНАЯ МИФОЛОГЕМА В ИСЛАМОВЕДЕНИИ
Дмитрий ПузырёвНеразрывная связь исламского радикального движения с современными мировыми политическими процессами способствует возрастанию внимания со стороны учёных, журналистов, аналитиков и простых обывателей, интересующихся проблемами современных международных отношений, к рассматриваемой проблеме. Но, с другой стороны, актуальность затронутой проблемы, а также наличие отличных политических и религиозных предпочтений у целого ряда исследователей не всегда способствует объективному анализу данного феномена. Такое положение вещей приводит к тому, что очень часто в угоду тем или иным конъюнктурным соображениям при исследовании явлений и процессов, так или иначе связанных с исламом, ангажированные исследователи создают популярные мифы, предназначенные для широкого потребления.
Как представляется, совсем недавно появившийся в целом сонме гуманитарных наук термин постисламизм как раз и является одной из мифологем современного исламоведения. Так, в своей работе «Постисламизм: неизбежная эволюция» А.Пашаян отмечает, что с окончанием Холодной войны многие критерии, характеризующие «новый» мир, по мнению западных аналитиков, являются расплывчатыми и переменчивыми, поэтому определять их надо с приставкой «post». С этой точки зрения, по мнению отмеченного автора, интересно значение понятия постисламизм (post-Islamism), которое «обозначает конец периода исламизма и начало нового». Подобное теоретическое положение А.Пашаян как бы подтверждает утверждением о том, что якобы в 1990-х гг. исламский экстремизм пережил исключительный подъём. Однако мы позволим себе не согласиться с таким заявлением.
Общеизвестно, что наиболее известные и кровавые террористические акты современности были совершены в XXI веке, а всё цивилизованное мировое сообщество только после печально известных событий сентября 2001г., повинуясь «требованию» США, признало международный терроризм, основанный на идеологии исламского радикализма, в качестве особой реальности, весомого фактора современных международных отношений. При этом справедливости ради заметим, что Россия задолго до США призывала к объединению усилий всех стран международного сообщества для борьбы с международным (транснациональным) терроризмом, но, к сожалению, до определённого момента так и не была услышана. Причём последовавшие за атаками на ВТЦ дальнейшие события (такие, как военная операция против «Талибана» в Афганистане, а также оккупация Ирака) лишь активизировали деятельность международных террористических структур, наделив их дополнительными идеологическими ресурсами.
В свете освещаемой проблемы обратим внимание на тот факт, что исламский радикализм рассматривается нами как идеология, содержащая радикальную интерпретацию мусульманского вероучения в духе абсолютизации раннеисламского образа жизни, и основанную на ней социально-политическую практику, направленную на создание управляемого по законам шариата всемирного общества и использующие по преимуществу экстремистские и террористические методы в качестве средства. При этом термины «исламский радикализм» и «исламизм» мы используем в качестве синонимичных понятий, поскольку при этом подразумевается политическая альтернатива современным режимам исламского мира, потенциал которой отнюдь не исчерпан.
И лишь с крахом коммунистической идеи исламский радикализм смог заявить о себе как о реальной альтернативе «прозападным режимам» исламского мира, а также глобализации в целом, особом пути развития, который опирается на традиционные для мусульман ценности. При этом росту радикальных исламских движений способствовал целый ряд взаимосвязанных и взаимообусловленных причин, которые были раскрыты нами в статье «Рост исламского фундаментализма: причины и следствия» (Вестник Московского университета. Серия 18. Социология и политология. 2008. № 3). Отметим лишь основные: исторические – традиционное противостояние ислама и христианства; социально-экономические – рост безработицы, нищеты, внешнего долга, технологическое отставание; демографические – опережающий рост народонаселения по сравнению с экономическими возможностями; политические – неспособность правящих режимов решать насущные проблемы общественного развития; психологические – отсутствие стойких внутренних барьеров перед использованием насильственных методов и средств.
А.Пашаян в тексте указанной нами работы «Постисламизм: неизбежная эволюция» вслед за некоторыми англоязычными исследователями утверждает, что современный период постисламизма характеризуется желанием представителей «воинствующего исламизма» действовать в политическом поле, в целом отказавшись от насильственных методов. В качестве примера приводится социальная деятельность ряда «радикальных религиозно-политических исламских организаций» – таких как «Хамас» и «Хизбаллах», которые уделяют большое внимание благотворительности, строительству больниц, школ, библиотек. Однако в этой статье ни слова не говорится о продолжающейся террористической деятельности отмеченных неправительственных религиозно-политических организаций (далее – НРПО).
Мы же, не отрицая факта «социальной деятельности» этих организаций, которая, к слову сказать, характерна для всех исламистских НРПО, укажем на наличие в составе этих и подобных им организаций военизированных частей, которые рассматривают терроризм в качестве основного средства достижения сформулированных целей и задач. При этом, как известно, сам «Хамас» первоначально выступал в качестве военной структуры палестинских «Братьев-мусульман». Кроме этого общеизвестен тот факт, что радикальные организации, в той или иной степени достигающие политической власти, постепенно дистанцируются от насильственных методов решения проблем, перенося все споры в политическую плоскость, но на смену таким организациям приходят другие, ещё более радикальные.
Сходную нам точку зрения в своей работе «Исламский радикализм: генезис, идеология, практика» выражает известный исследователь радикального ислама И.Добаев: «В тех странах, где исламисты имеют возможность легально участвовать в политической деятельности (Турция, Иордания, Йемен и др.) террористические проявления с их стороны незначительны, так как большинству из них выгоднее быть «умеренными», чем подвергаться репрессиям со стороны правящих режимов. В тех же государствах, где они такой возможности лишены (например, Алжир, Египет), вооруженная борьба исламских радикалов против властей достигает особого накала».
И последнее: общеизвестно, что распространению идеологии и практики исламского радикализма (исламизма) активно способствуют нефтедобывающие государства арабского мира. Среди последних особенно выделяется Саудовская Аравия, претендующая на особый статус в исламском мире в целом, поэтому она кровно заинтересована в усилении пропаганды ваххабизма, который является официальной (не путать с государственной) идеологией королевства. Так, по данным секретного подразделения ЦРУ («Группы по незаконным финансовым операциям», CIA’s Illicit Transactions Group), «в последние годы» (период не указывается) Саудовская Аравия выделила на нужды этой глобальной сети более $70 млрд., которые, по утверждению ЦРУ, были использованы для создания учебных террористических лагерей более чем в 20 странах. Итак, исламский радикализм по-прежнему обладает значительным количеством финансово обеспеченных спонсоров. Напротив, у гипотетически предполагаемой идеологии постисламизма не просматривается наличие подобных спонсоров, которые были бы заинтересованы в распространении данной «идеологии».
Таким образом, как представляется, постисламизм является искусственно сконструированным эклектическим понятием, которое, судя по его определению, охватывает все угодные западному истеблишменту течения и движения современного ислама, главным образом так называемого евроислама.
Возврат к списку